Михаил Пореченков

Я вообще люблю оружие. Дома даже есть целый арсенал. В основном это оружие, с которым занимаюсь спортом – стрельбой по тарелкам. Гладкоствольные “беретты”, “браунинги”.

Михаил Пореченков: «С чистого листа не надо начинать»

15.06.2016  |  Среда

"Особый взгляд Вадима Верника"

Мы, Миша, давно с тобой не встречались. Что сегодня для тебя в приоритете?

Творчество, попытки разобраться в себе и многих сложных перипетиях, которые случились за последнее время. Мы не можем жить вне политики, вне информационного поля. Вся творческая интеллигенция раскололась на два лагеря: либерал-демократы и те, кто поддерживает президента и правительство. Я всегда был и остаюсь государственником.

В политику не собираешься пойти?

Пока нет, хотя меня всё время приглашают, зовут. В последнее время были поездки в Сирию, Осетию. И в Крым поеду. Так что опосредованно принимаю участие в политической жизни. Очень сложная информационная война идет. Это надо понимать и пытаться пережить.

Как-то сложно, Миша, после такого серьезного вступления переходить к разговору о твоем новом проекте на СТС.

Почему сложно? Наоборот. Ты про «Мой папа круче!»?

Да.

Это замечательный семейный проект, который лежит в русле той истории, которую я всё время пропагандирую и проповедую: семья должна быть большой и крепкой. Это, кстати, первый проект, когда на экране появляются папы с детьми. Обычно мы видим мам и бабушек — на их плечи перекладывается существенная часть воспитания подрастающего поколения. А семья — это основа основ, которая находится в фундаментальной части построения государства. Поэтому мы, родители, должны быть равноценны. И не только мама должна знать, как зовут лучшего друга или подругу дочери, как зовут классного руководителя, но и отец тоже. У нас в программе самые разные конкурсы, соревнования. Отцы участвуют в них вместе со своими детьми, и это сближает — они начинают лучше чувствовать и понимать друг друга.

Я думаю, не случайно именно тебя позвали вести этот проект. У тебя пятеро детей, крепкая семья.

Уже есть внучка.

Поздравляю!

Десятого мая ей исполнился год.

Это дочка твоего старшего сына?

Да, Володьки.

Ну и как, ты себя дедушкой ощущаешь?

Пока нормально, никаких проблем нет. Не страшно. Скоро жена сына приедет с внучкой (они в Таллине живут), так что я наконец-то ее увижу.

Предвкушаешь эту встречу?

Да. Я видел фотографии, видео: вот она пошла, стала говорить что-то. Симпатичная девочка.

 

 

Как-то я снимал о тебе сюжет в своей программе «Кто там...» на «Культуре». Съемки проходили в МХТ. И туда на спектакль «Крейцерова соната» пришел Володя. Ты мне сказал тогда, что практически знакомишься с ним, поскольку получил уже взрослого, восемнадцатилетнего сына и не очень понимаешь, как с ним общаться.

Да, с тех пор прошло семь лет. Сейчас он учится на третьем курсе Щепкинского училища.

Понятно, по твоим стопам пошел.

Он спортсмен, служил в армии. А поступал в театральный сам, без моей помощи.

Поступал «сам» с фамилией Пореченков?

Нет. У него фамилия Любимцев. Ему помогала готовиться моя сестра Катя и еще Маша Зорина (актриса МХТ. — Прим. ОК!). Подготовили Володю за кратчайший промежуток времени. Я аккуратно узнавал в Щепке: «Ребят, что там на курсе? Кого берут?» Мне говорят, что, мол, есть ребята интересные, но вот одного парня, из Таллина, обязательно возьмем. Я так понял: ну, значит, судьба. Сын задает мне сложные вопросы по профессии, мы теперь по-другому общаемся.

То есть желание сына стать актером вас сблизило.

Мы сразу стали друзьями. Таким папой-папой я не могу для него быть — он взрослый человек, который прожил достаточно большой отрезок времени, в котором сформировал себя сам, без моего участия. Поэтому в момент нашей встречи нужно было попробовать стать друзьями, что у нас и получилось.

Твоя старшая дочь, Варвара, однажды снималась с тобой в кино. Тоже будет актрисой?

Она учится на первом курсе Школы-студии МХАТ, правда на продюсерском. Но я думаю, что это просто долгий путь в профессию актерскую. Мальчики могут сходить в армию, и это для них школа жизни, а Варе нужно поучиться на продюсерском, чтобы прийти к актерской профессии. Когда она говорит на эту тему, у нее глаз-то горит.

В общем, не ищет Варвара Пореченкова (кстати, красивое сочетание имени и фамилии) легких дорог. Скажи, между старшим твоим сыном и младшим какая разница в возрасте? Ты же не так давно стал отцом в пятый раз.

Мелкому, Пете, пять лет, а Володьке — двадцать шесть. Двадцать один год разницы получается. У нас с Олей растут еще Мишка, тринадцатилетний, и Машка, ей одиннадцать. Мишка самый озорной, самый непослушный, с самым сложным характером. Сейчас он становится смешным, у него появляется свое чувство юмора, он начинает что-то играть.

Тоже актером будет.

Все они такие...

...с сильными отцовскими генами.

Я думаю, они просто смотрят на меня, хотя у нас нет культа папы-актера. Но я вижу, что Михаилу нравится эта профессия. Если кто-то из них выберет другую, я буду счастлив. Главное, чтобы они были счастливы в своем деле.

С младшим, которому пять лет, ты, наверное, как с хрустальной вазой обращаешься? Все-таки поздний ребенок.

Ну конечно. Они все любимые дети, но пока самый трогательный Петя. Правда, парень с очень твердым характером: если сказал нет, то его не переубедить.

Весь в папу.

Нет, в маму. Оля пожестче будет. Во всяком случае, мне так кажется, мы ведь долго живем вместе — шестнадцать лет.

 

По нынешним временам это действительно долго.

Да, так скоротечна жизнь и так недолговечны связи. (Улыбается.) Нет, всё нормально.

Как быстро ты почувствовал, что Оля твой человек?

Сразу почувствовал. Где-то месяц мы приглядывались друг к другу. Приходили на дискотеку «Метро» в Питере, садились за столик и на протяжении всего вечера болтали — узнавали друг о друге. Когда еще мы были студентами, то ходили по одним и тем же дорогам. У нас, студентов-актеров, было много друзей из Художественного училища имени Мухиной, где Оля училась. Правда, тогда мы с ней ни разу не встретились. Но аура этих тусовок, актерско-изобразительных, всё время витала над нами. А познакомились мы, когда я уже работал в театре. Кстати, наша дочка Маша прекрасно рисует, и это у нее от мамы. А куда деваться? Ольга художник, я актер. У детей нет математических способностей, они все гуманитарии.

Но у тебя и другие корни есть: военное училище за плечами.

Ну да, конечно. Я думал, что Володя пойдет в сторону серьезной армейской службы. Он очень собранный, такой правильный. Он перфекционист. С одной стороны, это хорошо, а с другой — Володя достаточно ранимый. С нашей профессией это сложно, это может нанести травмы душевные. Ну вот пошел сын на актерский факультет, к Владимиру Драгунову. Я вижу, сколько усилий педагоги прикладывают. Вижу, как меняется сын и его однокурсники. Я же с первого курса смотрю их работы. Сейчас они уже спектакли выпускают.

После окончания десятого класса мы с мамой шли по Варшаве. Я говорю: «Мама, знаешь, что я хочу? Попробовать в театральное поступить». Она в ответ: «Какое театральное? У нас никто этим не занимался. Твоя профессия — Родину защищать».

Интересно, ты стал учиться на военного, потому что родители на этом настояли?

У нас был семейный совет, и мне сказали: «Миша, с такими оценками, с которыми ты пришел к окончанию школы, тебе надо идти в военное училище, чтобы как-то измениться, собраться внутренне». Кроме того, у меня был пример —дядя служил в армии. Он полковник ракетных войск. Я ведь школьные годы провел в Польше и вообще не знал, какая в Советском Союзе жизнь. Например, я ходил на концерты Depeche Mode, а здесь все слушали «Кино», понимаешь? Я смотрел премьеру «Звёздных войн» и «Индиану Джонса». Я жил совершенно в другом мире, у меня было такое западноевропейское воспитание. Когда я сюда приехал, то поначалу не понимал, где нахожусь.

А тебе самому-то нравилась военная перспектива?

В принципе никаких противопоказаний не было.

Тогда объясни, что нужно было сделать, чтобы тебя выгнали из училища за неделю до его окончания?

Надо было просто написать заявление о нежелании там учиться, и всё. Я не видел для себя никаких перспектив. В стране всё разваливалось тогда с катастрофической скоростью, это касалось и военных училищ тоже.

Ты с легкой душой перечеркнул свое военное будущее?

Ну как с легкой? Родители были в шоке: четыре года отдано армии, стажировки и всё остальное. Конечно, они переживали. Но я благодарен училищу. Это самое лучшее время, проведенное там, — с девятнадцати лет до двадцати двух. Друзья, товарищи, сабантуи. Мы все влюблялись. Молодые, гормоны играют. Это же был Таллин, а Эстония на тот момент — одна из самых обеспеченных республик в Советском Союзе.

Там-то, в Таллине, и родился твой старший сын?

Там и родился.

Насколько логичным для тебя стал кульбит в сторону актерской профессии?

Ты знаешь, Вадик, абсолютно логичным. После окончания десятого класса мы с мамой шли по Варшаве. Я говорю: «Мама, знаешь, что я хочу? Попробовать в театральное поступить». Она в ответ: «Какое театральное? У нас никто этим не занимался. Твоя профессия — Родину защищать». Никто не думал о волшебных замках, не было никаких прожектов. Мама строитель, она отработала долгое время на стройке. Папа был моряком: заграничное плавание, на танкерах ходил — вот это настоящая профессия. Когда я стал актером, мама долго не осознавала, чем я занимаюсь, за что мне деньги платят. Я много снимался, уже переехал в Москву, и однажды мама сказала: «А-а, теперь я понимаю, вот это уже не ты». Она увидела меня в сериале «Убить Сталина», где у меня отрицательный персонаж. «Ну ты же не такой в жизни». — «Мама, это моя профессия».

А помнишь, Миш, как мы с тобой познакомились? Калининград, 1995 год, ваш курс приехал на фестиваль, и вы играли там дипломный спектакль о Высоцком. Веселый у вас был курс: дебоширили на корабле, где все жили, по полной программе. Ветер гулял в голове?

Ветер еще долго гулял в голове, он иногда и сейчас залетает. (Улыбается.)

Тебе сорок семь лет. Кризис среднего возраста ощутил?

Меня, конечно, посещают мысли, что я что-то недоделываю, не прикладываю достаточно усилий для достижения той или иной цели. У меня одна из проблем в том, что в работе над длинным сериалом я где-то к концу начинаю уставать. Начинаю не попадать в десятку, вечно выпадает восемь или девять. Но с другой стороны, супруга мне говорит: «Ты шестой сериал за сезон делаешь. Другие упали бы давно, а ты крейсером идешь». Но тяжело, конечно.

Шесть сериалов в год — зачем так много, ненасытный Михаил Пореченков?

Ты знаешь, я во всём нахожу творческую историю. Ах ты черт, да надо это попробовать, а еще это. Вот я сыграл доктора Тырсу, мне полюбился образ этого человека. Но все говорили: «Он же военных играет, какой еще доктор?» И я понял, что никого не стоит слушать, а работать надо для себя, играть то, что тебе по кайфу.

 

Реклама майонеза тебе тоже по кайфу?

Блеск! Сейчас какая самая смешная реклама? «Актимель». И я радуюсь. Тем более что реклама хорошо оплачивается.

Всё правильно, у тебя же большая семья.

Даже если семья небольшая, а ты востребованный и тебя приглашают сняться в рекламе, то почему нет?

Логично. Я однажды видел тебя на спарринге в боксерских перчатках. Ты выглядел очень достойно. Боксом продолжаешь заниматься?

Да, постоянно занимаюсь. Может, уже не в таком активном режиме, но дома у меня полный набор гирь, каждый день делаю зарядку. Бокс мне нравится. Во-первых, это большое искусство. Во-вторых, это момент преодоления себя. Это всё не так однобоко, как может показаться. А потом, лишний раз подвигаться, по-пацански потолкаться... Мы же не работаем в спарринге на полную мощь, главное — почувствовать себя в тонусе.

Мотоцикл тоже дает возможность чувствовать себя в тонусе?

Вот мотоцикл сейчас в меньшей степени. Но это же быстрое средство передвижения. Живешь за городом, буквально за тридцать минут долетаешь до театра — с комфортом, с ветерком, играет музон, все обращают внимание не на меня, а на мой мотоцикл Harley-Davidson. Хотя недавно я приобрел отечественный «Урал» с коляской. Сейчас он меня радует даже больше. Недавно катался на нем, получил массу удовольствия. Представляешь, Петя уже летает на «квадрике»! Он в три года сел на бензиновый мотоцикл и больше не слезал с него.

Берет пример с крутого папы!.. Скажи, в глобальном плане ты умеешь обходить острые углы?

Не всегда. Я человек достаточно взрывной в этом смысле, могу и нашкодить. Но это опять же от чистого сердца. А насчет испытаний... Слава богу, отец и мать живы. Их любовь оберегает меня по жизни.

Мне кажется, для тебя по-прежнему драйв — объять необъятное.

Я пробовал много чего. И с парашютом прыгал, и с тарзанки. Попробовал быть председателем Союза кинематографистов. В общественном совете Министерства обороны состою, съездил на войну один раз, другой.

При твоей интенсивной жизни сколько времени тебе надо на сон?

Иногда необходимо отоспаться, а в принципе я как военный: шесть часов поспал — и подъем. Я чистый жаворонок. Приезжаю домой, дети-совята еще бегают, носятся по дому, и я говорю: «Ребята, пока». Ложусь — и меня нет. Меня не волнует шум, я засыпаю мгновенно.

Значит, у тебя очень крепкая психика. Никогда не бывает хандры, депрессий?

Бывают моменты предсуицидальные, но я смеюсь над этим. Конечно, бывают моменты тяжелых внутренних переживаний.

Мне кажется, ты из породы людей, которые свои переживания никому не показывают.

Если кто-то и видит, то самые близкие. Им же достается больше всех — от моего плохого настроения, разборок с самим собой. В таких случаях себя надо как-то чинить.

Как именно?

В храм хотя бы ходить надо, это тоже вопрос внутренней починки. А как по-другому? Я других вариантов не знаю. Еще люблю охоту. Мы там много разговариваем, я общаюсь с людьми, которые так далеки от мира искусства. И как это хорошо! Окунаешься в их жизнь, простую и сложную.

А на кого ты охотишься?

Я всё больше «по копыту». Лось, кабан, косуля. С птицей как-то не сложилось, а вот крупный зверь — это мое.

Давно к охоте прикипел?

Давно уже, давно. Мы все охотники: отец охотник, брат охотник — все. Поэтому мне даже деваться некуда было. У меня целая коллекция оружия. Сейчас больше по тарелкам стреляю. Есть такой вид спорта — спортинг. Полет тарелок имитирует полет птиц. Для охоты нужно потратить много времени. А стрелковый клуб «Москва», почетным членом которого я являюсь, у меня рядом с домом. Уже семь лет хожу туда с большим удовольствием.

Я был в твоей московской квартире,

а за городом еще нет.

Приглашаю.

Спасибо. У тебя большое поместье?

Какое поместье? У нас хороший уютный деревянный домик.

Деревянный — это принципиально?

Да. Воздух, особый микроклимат. Деревянный дом сильно отличается от кирпичного.

Ты теперь стопроцентный деревенский житель?

Сложно сказать, но если мы оторвемся от города, то не пропадем. Наша семья не затоскует. Мы любим уезжать на дальнюю дачу, это место называется Окуловка, в Новгородской области. Там нет отопления, нет канализации центральной, но мы абсолютно нормально живем в этой деревне. И нет таких моментов: «Где же мое тирамису?»(Улыбается.) Можно выйти окунуться в реку, пройтись босиком, на солнце погреться. Знаешь, однажды мы с Костей Хабенским были в ЮАР. Лежали смотрели на небо и вдруг увидели Южный Крест. Обычно можно увидеть Большую или Малую Медведицу, а тут Южный Крест. И я подумал тогда: может, Колумб и Магеллан то же самое видели? И вот ты лежишь на просторе вселенском и ощущаешь всю соль земли. Есть такие природные моменты присоединения к вечности.

Вы с Костей по-прежнему очень близки?

Да, мы друзья. Ничего не поменялось в наших отношениях. Мы так же встречаемся, болтаем, смеемся. Конечно, мы, как корабли, «облипаем ракушками», тогда надо почиститься, снова перезагрузиться, но это только наши, внутренние проблемы. Бывают периоды, когда мы косноязычны друг с другом, но это время проходит и мы снова целуемся, обнимаемся, говорим на свои темы. Мишка Трухин, я, Костя Хабенский. Дружим, орбитами пересекаемся. У меня еще есть товарищи по военному училищу. Ребята, которые отслужили в армии, потом уволились. Герман Савицкий, который живет в Волгограде, и Андрюшка Шадрин, который живет здесь, в Москве. Созваниваемся, встречаемся, разговариваем.

Однажды ты снял полнометражное кино. Повторить опыт не собираешься?

Снять новое кино, конечно, планирую. Но через какое-то время — я еще не наигрался в актерскую историю.

«Еще не наигрался» — это оптимистично звучит. Бывает, что ты удивляешь самого себя, и не только в профессии?

Наверное, такого нет. Я же себя знаю. Могу всё сложить, разобрать, как пазлы, в одну сторону и в другую. Я иногда могу не так поставить пазл, но потом обязательно докручу его, поставлю в картинку так, чтобы всё было на месте.

В общем, жизнь идет по правильному сценарию.

Не знаю. Сценарий мы же сами не пишем, а только читаем его: сейчас вот на этой странице, а дальше — белый лист.

А возникает порой желание всё начать с чистого листа?

Нет, куда уж? С чистого листа не надо начинать, надо менять что-то в себе, — если, конечно, ты чувствуешь эту потребность.

 

Источник: